«Я – противник дешевых святынь»
Интервью с Юрием Анатольевичем Федоровым «Церковный ювелир», № 22, зима 2009 г., стр. 12-13


— Вы много говорите о духовности, о том, что ваша работа далека от коммерции. Не противоречат ли этому высокие цены на изделия мастерской Юрия Федорова?

— Нет, я так не говорил. В нашем мире все взаимосвязано. Но мы почему-то считаем, что между материальным и духовным надо провести резкую черту. Так не бывает. Как в человеке дух, душа и тело должны существовать в тесной связи, но в гармонии и в строгой иерархии, так и в мире нельзя резко разделить духовное и материальное. Важно, чтобы господствовало духовное, а роль материального - служение. Конечно, идеально воплотить высокие христианские истины в этом мире невозможно, но стремиться к этому необходимо. В наших силах только придерживаться правильного направления движения. Проблема дороговизны святынь весьма оправдана. Я - противник дешевых святынь. Конечно, благодать всегда нам даруется, но в то же время, по каким-то заслугам - либо за аскетические труды, либо за горячее желание, все равно человек должен это как-то заслужить. В нашем мире отношения складываются через покупку-продажу, что, конечно, сильно сбивает с толку: получается, у кого больше денег — тот больше святынь приобретет. Это весьма печально. И сама терминология покупки товара затеняет суть дела. В древней традиции слова «товар» и «продажа» к иконам не применялись. Происходил обмен, и при этом заказчик предлагал за икону большую цену, а иконописец ее сбивал - это воспринималось вполне естественно и было регламентировано Кормчей Книгой.

— В какие времена действовала эта практика?

— В ХVII-ХVIII веках, да и в XIX тоже. Логика была такова: в создании иконы участвовали все, в том числе и заказчик - вкладывая свои средства (если помните, имена заказчиков в более поздние времена даже указывались на иконах). И каждый из участни-ков стремился вложить как можно больше: иконописец - мастерства, труда, сердца, а заказчик старался как можно лучше материально обеспечить работу по созданию образа и вознаградить иконописца. Ведь икона создавалась не для заказчика, а для Господа. В Кормчей книге были две главы: «О том як неоскудити изуграфа», - для заказчика, а вторая - для иконописца: «О том еже святых икон не отягчити ценою сребра». Эти правила возвышали и ту, и другую сторону. А сегодня у нас даже Церковь попала в нелепую ситуацию, когда появился прейскурант на требы, - это же нелепо! Но происходит-то это потому, что мы, миряне, не жертвуем на храмы - то есть мы сами все переворачиваем, а потом не знаем, как из этого выбраться, испытываем чувство неловкости. Кстати, строго говоря, освященные крестики и иконки тоже нельзя продавать. И, как я уже говорил, что легко достается — то мало ценится. Люди, одаренные от Господа каким-то талантом, нередко растрачивают его впустую. Так же и в материальном плане: когда нам что-то дешево достается - мы даже не удосуживаемся обратить на это внимание, заглянуть в суть. И дар так же легко от нас уходит. Так что взаимосвязь тут есть, и не стоит совсем разграничивать материальное и духовное. Просто надо все время задумываться и поверять евангельскими критериями то, что мы делаем. Это - задача православного человека в любом его деле, в любом служении.

— Но способен ли воспринять этот принцип современный человек?

— Я заметил, что люди, узнавая об этом принципе, начинают стараться воплотить его. У меня были совершенно спонтанные ситуации, когда клиенты на стенде пытались дать мне больше денег, чем я просил за ту или иную работу. Причем это было искренне, сердечно. Так что у русского человека осталось такое восприятие, не все безнадежно. Только надо, чтобы все это осознали и начали, двигаться, — потому что, когда кто-то будет сбивать цену - то все так и пойдет, раздадут все почти бесплатно, а потом повыбрасывают, и все уйдет в никуда.

— Разрабатываете ли вы сейчас новые модели крестов, образков?

— Конечно. Они появляются — хотя слово «новое» тут не совсем применимо, ведь эти вещи связаны с изучением огромных пластов древнего. Когда работаешь над ними, переносишься в те времена, смотришь, на какой культурной, этнической почве выросла та или иная форма, какое духовное состояние она выражает, и что из этого может быть полезно современному человеку. А ведь все люди разные. Новое постоянно появляется, но процесс это небыстрый, занимает много времени.

— Все ли ваши работы имеют древний прототип? Например, у вас есть очень симпатичные подвески в виде крошечных пасхальных яиц, украшенных эмалью...

— У упомянутых работ прототип не столь древний, хотя в русской традиции нечто подобное существовало. Традиция Пасхального подарка-яйца, как известно, пошла еще с I века - с равноапостольной Марии Магдалины. А пасхальные яйца в ювелирном исполнении стали популярны в XIX в., хотя их прообраз бытовал еще с XVII столетия - это были пуговицы для кафтанов яйцеобразной формы, в народе их использовали как украшение. А в конце XIX - начале XX в., особенно благодаря Фаберже, тема пасхального яйца вошла в моду - из них делали целые ожерелья, с ними были связаны различные традиции... Так что такое яичко - это, конечно, не индивидуальная святыня, но сакральное украшение с глубоким и добрым смыслом, как это было свойственно древним ювелирным уборам. Современному человеку оно понятнее, к этому легче приблизиться. По-настоящему глубоко сакральный предмет сегодня трудно оценить.

— Изучая старинные образцы, вы копируете их или создаете на их основе что-то свое?

— Я изучаю то, что было сделано до меня. И к этому я призываю всех. Православный человек должен понимать, что такое соборность, и стараться ее чувствовать, - не только с прихожанами храма, куда он ходит, но и с сотнями поколений православных, живших до него. У Бога нет мертвых - все живые. Я, например, ощущаю присутствие древних мастеров в работах, которые они оставили. Не все работы могут быть поняты. По мере соединения происходит понимание. Когда мне кажется, что я понял, я пытаюсь перенести это на современную почву: как-то отредактировать, усилить некие моменты, а другие - притушить. Но это можно делать, только понимая, нельзя просто вторгаться, не осознав. Даже создание копии какого-то исторического предмета без его понимания приводит к искажению истины. В этом творчество и состоит - надо перевести. В ставрографии, когда изучаешь формы крестов, видишь их развитие и тип. Это помогает: когда видишь, целую группу крестов - понимаешь, какие трансформации тут возможны, как какое-либо изменение усиливает то, или иное значение креста. Создавая сегодня что-то новое, ты пользуешься этим древним языком, изучаешь его и говоришь на нем сегодня. Работая, я советуюсь и со священниками, и с археологами. Видя какую-то работу, археологи сразу вспоминают целый пласт крестов.

— Поделитесь, пожалуйста, секретом, как можно понять что-то, изучая старинные изделия?

— Бывает, что найдут какой-то древний крест - и воспринимают его как нечто уникальное, а потом обнаруживают целую серию подобных. Отдельно взятый крест можно неправильно понять, придти в заблуждение относительно значения тех или иных деталей. А когда мы имеем целую серию - ясен контекст. Это подобно изучению мертвых языков. Если какое-то слово встречается однократно, его бывает почти невозможно расшифровать, а если много раз, слово к чему-то привязано — ученые работают и понимают смысл. Так и мы. Мы не можем проникнуть в сознание человека, допустим, XVII века - но можно наблюдать тенденции, видя, например, что тот или иной тип крестов бытовал на протяжении двух или трех столетий, изменялся определенным образом. В моей работе полезно иметь атрибуцию креста - знать время создания. Археологи нередко дискутируют между собой, к какому веку отнести тот или иной предмет, и обыватель может спросить: «А зачем они спорят? Какая разница?» Но, зная примерную дату создания того же креста, я могу лучше понять его символику, т. к. известно, чем жила Церковь в то время, с какими ересями боролась, ведь церковное искусство — это часть Церкви, ее жизни, Предания.

— А сегодня искусство создания, например, крестиков можно назвать частью церковной жизни?

— Очень важно, чтобы оно и сегодня оставалось таким же живым, а не формальным копированием каких-то образцов. Это очень страшный момент. Да, материала для копирования много — и некоторые художники просто тонут в нем: «Ой, какой краси-венький крестик, дай-ка я сделаю такой же», - не понимая, что к чему. Да еще применяя компиляцию — соединение разных деталей, которое так провоцируют современные компьютерные технологии. Можно подогнать изделие под современную эстетику, взять часть от одного креста, часть - от другого... но это совершенно не церковный подход. В первую очередь должна быть любовь, затем, благодаря ей, приходит понимание. Мы должны желать получить ответ на свои вопросы - и тогда Господь через кого-то или что-то (книги, материалы) ответит нам на них. Да, это требует большого времени - но только тогда плоды получаются ближе к истине, хотя от Абсолютной Истины мы все равно далеки... Ее невозможно выразить ни словами, ни образами…


Беседовала Алина Сергейчук